Радомир. Путешествие в Семиречье - Страница 102

102

Каждое утро он встречал рассвет в оружейной кузнице мастера Власа, сперва помогая ему по уборке, а потом уже и в качестве молотобойца.

«Ты в пустую-то по лицу наковальни не колошмать!» – бывало, напутствовал его добрым басом оружейник, когда Радомир зазря тревожил огромную двурогую наковальню. Она стояла посреди кузницы на массивном берёзовом чурбаке, и Влас относился к ней как к самой дорогой святыне. – «В кузнице торопиться не стоит, нужно всё делать вдумчиво, вразумительно и с любовью!» – любил приговаривать он.

Меч Радомиру они ковали из булата: дюжину раз нагревали, дюжину раз охлаждали, затем опускали в рукотворную трясинную яму, что находилась в дальнем краю Власова подворья, а потом опять ухаживали за ним молотом да кузнечным жаром. И вот сегодня, как раз накануне Состязания Ратоборцев, он должен был быть готов.

Ещё с вечера Радомир не мог найти себе места от волнения. Шутка ли, настоящий булатный меч! Да из самого Асгарда Ирийского!! Да от самого лучшего кузнеца-мечедельца!!!

Всю ночь он не сомкнул глаз, а лишь за окном забрезжил сонный рассвет, уже со всех ног бежал от речки к кузнице.

– Хэ, хэ, хэ… Так я и думал, что с рассветом появишься, – засмеялся Влас, встретив мальчика на пороге кузнечной палаты. – Великий сегодня день! День рождения твоего ратного друга! Проходи скорей, проходи…

Войдя вслед за мастером в кузницу, Радомир подошёл к столу и, дрожа от возбуждения, осторожно приподнял тряпицу.

В это самое мгновенье золотой утренний луч сверкнул сквозь окно и нежно погладил гордую булатную сталь. Клинок тут же вспыхнул в ответ, отражая свет красивыми разноцветными переливами, которые искрами рассыпались по бревенчатым стенам и потолку.

Радомир не мог отвести взгляд… Поверхность клинка наполовину покрывал искусный чёрный узор, правильно очерчивающий стройные изгибы обоюдоострого лезвия. Булатный рисунок. Он, словно кружевами, окутывал зеркальную поверхность, знаменуя недюжинную крепость стали, и, именно благодаря ему, свет отражался от клинка не лучами, а удивительными звёздными россыпями.

Неглубокие долы добавляли облику оружия стремительности и лёгкости, а медные вставки в навершии, рукояти и перекрестии озаряли клинок красным солнечным пламенем.

Радомир бережно взял меч в руки и легонько провёл ладонью по грозному лезвию. Огненные блики радостно пробежали по клинку, наполняя руку и сердце мальчика твёрдой уверенностью и благородной силой.

– А почему он булатным зовётся? – очарованно спросил Радомир.

– Так помнишь, мы его в трясину совали? Болотная жидкость всю его слабину выела, а мы потом те места углевым родом наполнили. Вот он и полон теперь лишь силой да крепостью. А болото издревле булотом величали, наверное, потому что трясина буль-буль говорит… хэ, хэ, хэ. Вот и меч потому выходит – булатный.

Радомир ещё раз взглянул на клинок. Само лезвие меча было невесомое, словно лебединое пёрышко; рукоять же наливалась приятной тяжестью и ложилась в ладонь как влитая.

– Давай-ка, спытаем, каков он у нас уродился, – наконец прервал молчание Влас, всё это время с улыбкой наблюдавший за завороженными глазами мальчика. – Ведаешь ли, что справный булатный меч песни поёт?!

Радомир удивлённо покачал головой.

– Это как это???

– А вот мы сейчас как раз поглядим, – улыбнулся мастер.

– А зачем ему петь?

– Так крепость клинка определяют. Чем дольше поёт, тем сталь прочнее!

Радомир осторожно передал меч кузнецу, который взял его двумя пальцами за навершие таким образом, что клинок теперь смотрел остриём вниз и мерно покачивался из стороны в сторону. Затем кузнец достал из рукава металлический молоточек и тихонько ударил им по лезвию.

Удивительно чистый хрустальный звон мягко разлился по комнате. Радомир закрыл глаза и словно провалился в его прозрачную глубину. Волнами он накрывал его со всех сторон, то отливая, то накатывая вновь, то усиливаясь, то затихая.

По телу Радомира пробежали мурашки. Почти бессознательно, не размыкая губ, он запел тем же тоном, и его голос воедино слился со звучанием булатного клинка. Солнце уже наполовину показалось из-за холмов, а меч, словно обрадовавшись родной душе, всё пел, и пел, и пел, и вовсе не думал замолкать. Даже птицы, которые обычно встречали небесное светило радостным разноголосием, подстроились под хрустальный голос булата, и с той же мелодичностью присоединились к его чистому, как слеза, звону.

– Это здурово, что вы на одном языке говорите! – радостно промолвил Влас, когда звучание наконец угасло. – Но, давай-ка теперь крепость его на деле проверим.

С этими словами Влас передал меч Радомиру, а сам ушёл в другой конец кузницы. Взяв клинок в руки, мальчик украдкой прислонился к нему ухом и с радостным удивлением услышал, что он всё ещё кристально звенел… только где-то глубоко внутри…

Влас вернулся с куском металлической пластины, шириною не менее полвершка, и укрепил её в расщелине дубового пня.

– Руби! – коротко произнёс он.

– Как!?! – удивился мальчик. Он держал меч, словно новорожденного птенца, и даже пальцем боялся пошевелить, чтобы красоту его не испортить… А тут, рубить по железу?!?

– Со всей силы руби, – преспокойным голосом повторил оружейник.

Радомир подошёл к пню, но всё ещё колебался.

– Настоящий булат сталь любую разрубит! А на себе ни царапины, ни зарубки не оставит! – подойдя к мальчику, успокоил его Влас. – Состав булата таков, что он крепче и прочнее металлов любых. Особенность же его в том, что при всей своей крепости, лёгок он и гибок необычайно. Вот, гляди…

102